9. "Ценности" Гартмана и "культурные нормы" в планах функционирования и генезиса

1. Об аксиолого-антропологической перспективе СМД-подхода 
2. Антропологический дискурс Г.П.Щедровицкого
3. Аксиолого-антропологические проблемы в этике Н.Гартмана
4. Человек как индивид и «его» ценности
5. Человек как личность: свобода и ответственность
6. Мораль и ее законы
7. Феноменология нравственной жизни
8. Этика Гартмана и антропологический дискурс СМД-подхода
9. «Ценности» Гартмана и «культурные нормы» в планах функционирования и генезиса
10. Общественная культура и личность
11. Трансляция нравственных норм
12. Аксиология нравственной жизни и этос личности

Гартмановский дискурс о ценностях начинается с их проблематизации. С констатации того, что вопрос о сути ценности сложен и еще толком правильно не поставлен, его только предстоит поставить и разрешить. И если только для начала иметь в виду лишь «самую узкую формулировку этических принципов как принципов долженствования действий, то они, бесспорно, носят характер заповедей, императивов. Они устанавливают требования, образуют своего рода трибунал, и перед этим трибуналом человеческое поведение, – будь то некие действия или одно только желание, – должно держать ответ» (Гартман 2002, с.102). Тем самым дискурс открывается с фиксации изначальной функции ценностей, которые по отношению к человеку выступают в качестве принципов организации его поведения и могут руководить его желаниями и действиями.

В разных контекстах «Этики», особенно в начале, для описания такой фундаментальной функции используется ряд близких по значению понятий-терминов: заповеди, нормы, ценности, образцы, императивы, принципы, идеалы. Объединяет эти понятия их модально-категориальная характеристика как должного. Но постепенно там, где речь идет о бытии в-себе-сущих идеальных предметов, на первый план выступает понятие-термин ценность. Все другие созначные понятия начинают использоваться в качестве выражающих разные формы воплощения этого идеального бытия в реальном, этически-актуальном бытии[1]. А само идеальное бытие этического выступает уже, соответственно, в качестве «царства ценностей».

Если Гартман из куста созначных понятий выбрал в качестве родового понятие-термин «ценность», то в рамках СМД-подхода эту роль выполняет понятие-термин «культурная норма». Оно выступает родовым по отношению к таким созначным понятиям-терминам как образец, правило, эталон, способ, ценность, стандарт и т.п., которые стали интерпретироваться как виды культурно-нормативных образований. В этом выборе термина подчеркнуто выделен и отделен момент долженствования как единственно смыслообразующий для интерпретации содержания понятия.

В общем и целом, можно утверждать, что концептуальное упорядочивание и в первом, и во втором случае, производилось практически над одним и тем же ареалом созначных понятий. И все же выбор, в одном случае «ценности», а в другом – «нормы» как категориальной характеристики куста созначных понятий был, очевидно, не случаен. Он так или иначе делал акцент, определял оформляемое идеальное содержание, тот угол зрения под который выстраивались эти понятия в родовидовой иерархии. Гартмановский выбор, при всем его критическом отношении к традиционно-этической точке зрения на общественную жизнь человека, изначально был ею предопределен. СМД-подход выбрал за точку отсчета отнюдь не этику с ее представлениями о нравственном долге и высоком предназначении человека в мире, а общественное бытие как необходимое условие существования самого человека.

Обращаясь к истории самого употребления понятия «ценность» Гартман напоминает, что с одной стороны, «первоначально понятие ценности принадлежало точке зрения экономики и отражало область благ, прежде всего вещных, а затем и витальных, социальных и духовных благ всякого рода» (там же, с. 276). С другой, при том, что нравственные ценности являются выражением реального поведения человека в отношении других людей, но онио же одновременно соотнесеныо со множеством ценностей, не являющихся собственно нравственными. Поэтому для него было вполне оправданным включить («в духе античности») в этику и учение о благах. И поскольку «материя нравственных ценностей уже предполагает материю ценностей благ <…> в определенном смысле можно сказать, что все сущее как-либо практически подпадает под точки зрения ценностей» (там же, с.277).

Обращаясь к истории самого употребления понятия «ценность» Гартман напоминает, что с одной стороны, «первоначально понятие ценности принадлежало точке зрения экономики и отражало область благ, прежде всего вещных, а затем и витальных, социальных и духовных благ всякого рода» (там же, с. 276). С другой, при том, что нравственные ценности являются выражением реального поведения человека в отношении других людей, но онио же одновременно соотнесеныо со множеством ценностей, не являющихся собственно нравственными. Поэтому для него было вполне оправданным включить («в духе античности») в этику и учение о благах. И поскольку «материя нравственных ценностей уже предполагает материю ценностей благ <…> в определенном смысле можно сказать, что все сущее как-либо практически подпадает под точки зрения ценностей» (там же, с.277).

В результате Гартман значительно отошел от традиционного «узкого» использования понятия ценности и одним из непременных критических упреков в его адрес стала констатация, что его расширительная трактовка ценностей привела «к неразличимости ценностного и практического, ценностного и нормативного, ценностного и целеполагающего и в результате – к размыванию своеобразия ценностного отношения» (Перов 2002, с.56). Характерно, как отмечают В.Ю. и В.А.Перовы, что при этом ценностно окрашенными оказались все жизненные отношения человека в мире за исключением чисто познавательного.

Такой отход и сближает гартмановские ценности с культурными нормами СМД-подхода. Поскольку понятие культурной нормы интенционально охватывает всю социокультурную реальность и все так называемые «жизненные отношения». Больше того и познавательное отношение (для которого Гартман делал исключение) тоже. Основное онтологическое полагание этого подхода, как известно, – утверждение (на уровне всеобщности) двойного (двойственного) существования любого социокультурного явления, определяемого через конституирующую его взаимосвязь социального предмета и культурного значения, где социальный предмет является элементом социальной (социетальной), а культурное значение («норма») – культурной подсистем общества. Эта взаимосвязь культурной нормы и ее социальной реализации.

Понятие ценности в его общеупотребительном контексте традиционно выражает отношение тех или иных предметов к человеку, связано с процедурой оценивания, установления их значимости для его жизнедеятельности. И Гартман, на первый взгляд, опирается на это употребление, но своеобразно его истолковывает. «Здесь исполняется новое и более глубокое определение человека. Он – ”мера всех вещей” (Протагор), их ценностный критерий. Он – оценивающий. Не следует понимать это в смысле какого-то ценностного субъективизма. ”Оценивание” человека заключается не в придании ценностей. Не он наделяет ценностями, они ему даны, идеальные или реализованные» (Гартман 2002, с.347).

Т.е. ценности не результаты оценивания, а сами внутренние (априорные) условия оценивания, его безусловные критерии, средства оценивания. Оценивание, согласно Гартману, состоит не в наделении, а в опознании (узнавании) ценного, которое может быть и предвзятым, т.е. лишь «предубеждением субъекта». Существуют и ценностные иллюзии, и ценностная слепота так как ценность суть объективно сущее и в качестве истинно ценного можно ощущать только то, что ценно в себе. Так, что по смыслу гартмановское оценивание скорее «приценивание», «цены» на все вокруг уже установлены, и по сути дела все оценено, только ценники отсутствуют и прицениться, спросить о «цене» некого. Приходится полагаться на «ценностное чувство» (и «видение»), а оно субъективно и может ошибаться[2].

Ценность по Гартману содержит момент нормативности, но место и значимость этого «момента» в ее содержании неопределенны и, во всяком случае, не он является определяющим. То, что все сущее «подпадает под точки зрения ценностей», означает для Гартмана, что весь мир оказывается ценностно фундированным. Именно ценности оказываются теми средствами, которые делают мир-для-человека и мир-в-человеке осмысленными и значимыми[3]. Эти «смысл» и «значимость», в конечном счете, и являются здесь результатами оценивания. Фактически это формы осознаваемого человеком присвоения мира, которые упорядочивают мир соразмерно человеку и делают его обжитым, человеческим миром.

Но сделать обжитым огромный мир отдельный человек не может, это дело подъемно только для общества, человечества. И для Гартмана это очевидно, ведь «всякое сообщество уже несет в себе формы, созданные с определенных ценностных точек зрения – от эфемерной мгновенной ситуации до продолжительных совместных форм жизни, от самых личных эмоциональных отношений до исторической собственной жизни народов и государств» (там же, с.212).

Эти «созданные с определенных ценностных точек зрения формы» (т.е. в результате «реализации ценностей»), выступают в СМД-подходе как результат реализации культурных норм. И то, что в мире-для-человека и мира-в-человеке культурно опосредовано, опознается как непосредственная и неотъемлемая составляющая «образа жизни», то и является для него осмысленным. Т.е. содержания понятий нормы и ценности в этом отношении совпадают.

Понятие «значимость», используется Гартманом, с одной стороны, там, где речь идет об отношениях между ценностями в самом «царстве ценностей» (в «идеальном» бытии), а, с другой, там, где речь идет об их актуальности, востребованности «для» «здесь и теперь» (в «реальном» бытии).

Понятие «значимость», используется Гартманом, с одной стороны, там, где речь идет об отношениях между ценностями в самом «царстве ценностей» (в «идеальном» бытии), а, с другой, там, где речь идет об их актуальности, востребованности «для» «здесь и теперь» (в «реальном» бытии).

Так, объясняя факт множества моральных систем, он связывает его с историчностью оценок (историческая значимость) – историческое их изменение суть изменение лишь значимости ценностей, не затрагивающее их в-себе-сущего внеисторического, априорного и безусловного бытия. Задействование из необозримого «царства ценностей» только вполне определенных из них, актуальных для данного сообщества в конкретную историческую эпоху. В самом же «царстве ценностей» значимость – это выражение его строения (прежде всего аксиологической иерархии ценностей по их «высоте»).

«Всякое познание ценностей – рассуждает Гартман – остается абстрактным без познания связей между ними. Ведь любой ситуации, если рассматривать ее с позиций этики, присущи одновременно разные ценности, и перед человеком, попавшим в данную ситуацию, стоит задача организовать свое поведение исходя из осознания ситуации, которое взвешивает ценности друг относительно друга. Т. е. его ценностное чувство может действительно куда-либо его вести только тогда, когда оно одновременно есть чувство иерархии. Естественно, и это чувство должно быть первичным, а не достигнутым благодаря рефлексии. Непосредственно с чувством самой ценности должно быть связано чувство высоты ценности» (там же, с. 292).

Если вынести за скобку феноменологический априоризм «чувства высоты ценностей», то сама по себе предложенная Гартманом ситуация – ситуация выбора, т.е. необходимость предпочтения окажется операциональным аналогом аксиологической иерархии высшее-низшее. Речь в ней идет о «ценностном конфликте» и его разрешении. Тогда гартмановскую интерпретацию этических феноменов можно рассматривать как категориально предельное, остаточное выражение культурно-нормативной точки зрения на социокультурную реальность (превращающую условные «идеальные сущности» в безусловные), и установить вполне определенное соответствие между понятиями ценность и культурная норма.

Культурная норма выступает как ценность там, где для нормирования одной и той же определенности деятельности существует несколько несовместимых при одновременной реализации культурных норм, т.е. в ситуации нормативного «конфликта», разрешение которого требует установления приоритетного порядка – аксиологической иерархии между ними. Установления относительной ценности (оценивания) для разрешения нормативного конфликта в определенной (типичной или уникальной) ситуации.

Такая неоднозначность очевидно характерна для довольно «узкого» класса культурных норм в масштабах человеческого универсума. Т.е. ценности суть специфические сложносоставные культурно-нормативные структуры, сопряженные с выбором, принятием решений как способом (процедурная норма) их реализации. Обычно в качестве таких культурных норм рассматриваются нравственные нормы, регулирующие взаимоотношения между людьми как личностями[4].

Так, в первом приближении, можно, на наш взгляд, интерпретировать взаимоотношение содержаний понятий «культурная норма» и «ценность» в рамках СМД-подхода в целях ассимиляции идей гартмановской «Этики». Тем более, что в СМД-подходе конструктивно воспроизводится сходная с гартмановской схема разделения бытия как универсума деятельности. Сфере идеального бытия Гартмана типологически соответствует сфера культуры в схеме воспроизводства универсума деятельности. Смысл и назначение культуры в таком ее представлении – обеспечивать историческое воспроизводство сложившейся так или иначе общественной жизни за счет непрерывности сохранения ее «образа жизни» («образца жизни») – культурно-антропологического прототипа, – вне зависимости от его происхождения и ценностного содержания.

«Царство ценностей» Гартмана включает все мировые ценности, которые как априорные идеальные сущности изначальны, не появляются и не исчезают, не создаются и не разрушаются, а только пребывают. Культурные значения (культурные нормы) в схеме воспроизводства деятельности, в отличие от идеальных предметов «царства ценностей» Гартмана, не обладают качеством самодостаточности, субстанциональности. Это их функциональная характеристика и они являются таковыми только по отношению к социетальному миру («реального бытия»), только реализуя свое идеальное содержание в нем. То есть там, где «ценности» Гартмана выступают в качестве «принципов реально-этической сферы». Общественно-историческое развитие неразрывно связано здесь с рождением новых культурных норм и омертвлением старых. Мертвая культура – это совокупность лишь материала (субстрата) культурных норм, больше не реализуемых в социетальном пространстве. Другими словами, отмеченное соответствие двух подходов есть лишь в плане функционирования, и отсутствует в плане генезиса.

«Царство ценностей» Гартмана включает все мировые ценности, которые как априорные идеальные сущности изначальны, не появляются и не исчезают, не создаются и не разрушаются, а только пребывают. Культурные значения (культурные нормы) в схеме воспроизводства деятельности, в отличие от идеальных предметов «царства ценностей» Гартмана, не обладают качеством самодостаточности, субстанциональности. Это их функциональная характеристика и они являются таковыми только по отношению к социетальному миру («реального бытия»), только реализуя свое идеальное содержание в нем. То есть там, где «ценности» Гартмана выступают в качестве «принципов реально-этической сферы». Общественно-историческое развитие неразрывно связано здесь с рождением новых культурных норм и омертвлением старых. Мертвая культура – это совокупность лишь материала (субстрата) культурных норм, больше не реализуемых в социетальном пространстве. Другими словами, отмеченное соответствие двух подходов есть лишь в плане функционирования, и отсутствует в плане генезиса.

Для Гартмана безусловным являлось то, что «субъект не может произвольно “провозгласить“ ценным для субъекта то, что таковым не “является“. Конечно, он может это сделать ошибочно, но такая ошибка будет ему дорого стоить и научит чему-то лучшему; или же это приведет его к гибели» (там же, с.192). Самобытие ценностей от субъекта (будь то отдельный человек или «целокупность») не зависит. Зависит только их реализация, то есть это абсолютная независимость их существования.

С культурными нормами дело обстоит иначе. С точки зрения СМД-подхода их субстрат (условия функционализации) может формироваться как естественно, так и искусственно. Но обрести культурное значение они могут только по законам существования культурной сферы, участвуя в воспроизводстве деятельности, и тем самым объективно. Поэтому, в искусственном процессе появления новых культурных норм не больше субъективного произвола, нежели в технологии создания машин и механизмов – объектов «второй природы». Только учитывая и используя законы «первой природы» можно достичь поставленной цели как во втором, так и в первом случае[5].

Путеводной звездой для Гартмана в его этике было создание «идеальной таблицы ценностей». Таким он видел ответ на вопрос о существовании системы ценностей[6]. И большая часть его книги посвящена обсуждению связей и отношений между ценностями как идеальными предметами априорного усмотрения, определяющих их «места» в такой таблице. При всей значимости выделенных им измерений такой многомерной таблицы и предложенных им критериев определения мест в ней тех или иных ценностных групп и отдельных ценностей само царство ценностей оказывается лишенным внутреннего единства и достаточно формально организованным. В отличие от этого «царства», организация «царства» культурных норм имеет содержательное основание. Здесь связи и отношения между нормами определены их местом и значением в воспроизводстве деятельности, являются производными от ее структурно-функциональной организации.