5. Человек как личность: свобода и ответственность

1. Об аксиолого-антропологической перспективе СМД-подхода 
2. Антропологический дискурс Г.П.Щедровицкого
3. Аксиолого-антропологические проблемы в этике Н.Гартмана
4. Человек как индивид и «его» ценности
5. Человек как личность: свобода и ответственность
6. Мораль и ее законы
7. Феноменология нравственной жизни
8. Этика Гартмана и антропологический дискурс СМД-подхода
9. «Ценности» Гартмана и «культурные нормы» в планах функционирования и генезиса
10. Общественная культура и личность
11. Трансляция нравственных норм
12. Аксиология нравственной жизни и этос личности

Ставя перед собой и отвечая на вопрос – в чем состоит нравственность человека и какое отношение она имеет к миру ценностей, Гартман обосновывает вывод, что нравственность не заключается в ценностях как таковых. «Она есть реальная человеческая жизнь, исполнение ценностей в человеке. Но так как это исполнение, в свою очередь, может заключаться в одном лишь поведении человека, то наряду с вопросом о ценностях на передний план выходит новый вопрос о том, какая инстанция в человеке определяет его поведение по отношению к ценностям» (там же, с.547). Эту инстанцию он отождествляет с той, которую традиционно определяют как «личность» человека.

В своей трактовке категории личности Гартман исходит из убеждения, что личностное существо можно охарактеризовать только исходя из «этического феномена». Раскрытию сущности феномена этического в жизни человека в конечном итоге и посвящена его «Этика». А его подробный и скрупулезный анализ «царства ценностей» стал лишь предпосылкой постановки проблемы возможности свободы человека в «реальном», каузально (причинно-следственно) обусловленном мире.

Этические ценности, нравственное сознание, ценностное чувство, позволяющее различать «добро» и «зло» в их разных проявлениях – все это феномены, характеризующие человека как личность.

Первая и основная особенность «личностности» человека – в отношениях личности с царством ценностей. Речь идет, прежде всего, о представленности индивидуальной личности в самом царстве ценностей – «ценности личностности». Как и всякая ценность у Гартмана ценность личностности не зависит от ее реального, эмпирического воплощения и сохраняется при всех бытийных переменах в жизни отдельного человека – это лишь «аксиологический идеал личностности» и при реализации в жизни этого идеала человек может как угодно далеко от него отклоняться [1] .

Причем, в этом случае, это не одна-единственная ценность, а трудно обозримое их многообразие. Где каждая такая индивидуальная «ценность личностности» состоит из множества ценностных компонентов, которые суть всеобщие ценности. Их сочетание определяет своеобразный «индивидуальный этос» человека. «Во всякой нравственности всеобщие ценности представляют собой основу, и в этом смысле безусловно предшествуют. Лишь на них может быть выстроена высокодифференцированная личностность, обладающая действительной ценностью» (там же, с.479).

Ценностная детерминация человека как индивида лишь «проходит через него» не встречая никакого сопротивления, и он лишь ее проводник. В то время как «первый момент личности заключен в том, что ценности не принуждают субъекта; но, даже если они увидены, предъявляют ему только лишь требование, оставляя, фактически, свободу действий. <…> Именно это называется нравственной свободой. Личностное существо есть существо «свободное». Оно имеет собственный принцип, свою собственную автономию – наряду с автономией природы и автономией ценностей в нем» (там же, с.228). Обратной стороной автономии личности и ее свободы является ответственность за совершенные действия и ее вина в случае их неудачи.

Такое представление о личности как о «субъекте» свободном и ответственном подразумевало необходимость давать ответы на такие вопросы как, что есть свобода человека, как она возможна в реальном мире, существует ли подлинная свобода личности, перед кем или чем человек несет ответственность и оказывается виновным или не виновным?

Такое представление о личности как о «субъекте» свободном и ответственном подразумевало необходимость давать ответы на такие вопросы как, что есть свобода человека, как она возможна в реальном мире, существует ли подлинная свобода личности, перед кем или чем человек несет ответственность и оказывается виновным или не виновным?

Смысл соотнесенности личности с ценностями состоит для Гартмана в том, что она является субъектом (автором) исполнения или нарушения ценностей. Т.е. только от нее зависит, будет ли реализована конкретная ценность «здесь и теперь» – солжет ли человек или скажет правду, оправдает ли доверие или обманет. Свобода есть там, где человек может поступить так или иначе, и только в этом случае можно говорить о его ответственности и вине. Т.е. свобода – основное условие самого существования нравственных феноменов. Без свободы нет нравственного бытия человека, без нее его поведение не может быть ни нравственно ценным, ни контрценным, как и сам он добрым или злым.

Но не является ли эта свобода иллюзорной, завуалированной необходимостью как на этом неоднократно настаивали представители скептицизма?

Тем самым вопрос о свободе оказывается самым важным вопросом этики, без решения которого смысл и содержание этических учений лишаются своего основания. И Гартман рассматривает разные варианты решения этого вопроса, который известен в истории философии как проблема свободы воли и приходит к выводу, что все они оказались нереалистичными. Он отказывается от традиционного различения и противопоставления «внешней» и «внутренней» свободы как не имеющего значения, и, вслед за И.Кантом, от понятия свободы «в негативном понимании», полагая, что антиномии, с которым связано понятие свободы воли, можно разрешить только в том случае, если отказаться от абсолютизации противоположности категорий свободы и детерминации.

Его собственный взгляд на смысл позитивной свободы заключается в том, что «человек не является независимым от ситуации, обстоятельств, он учитывает их. Но это не значит, будто он – раб ситуации. Внутренней ситуацией, так же как и внешней, он может овладеть, подходя к ней творчески. Его свобода, таким образом, заключается только в том, что наряду с ситуацией он имеет в себе еще и другие детерминанты, которые он самостоятельно привносит во внутреннюю ситуацию, действует, перебирая все варианты альтернативы, перед которой он оказывается поставлен как внутренне, так и внешне» (там же, с.564).

Свобода невозможна в мире, где господствует лишь один тип детерминации явлений, будь то детерминация каузальная (причинно-следственная) или финальная (телеологическая). И отождествление свободы с индетерминизмом не является в этом случае реальным разрешением проблемы существования свободы[2]. Поэтому Гартман отрицает «монизм» детерминации. Его фундаментальное онтологическое полагание состоит в признании существования в мире многих типов детерминации и каждый высший в сравнении с низшим всегда имеет характер избытка детерминации и тем самым, свободен «в позитивном понимании».

Предлагаемое Гартманом решение проблемы существования свободы состоит в истолковании свободы как отношения более высокой к более низкой форме детерминации явлений, сосуществующих в реальном мире и распространяющихся на одно и то же реальное событие. Понятие свободы он связывает не только с жизненным миром человека. Для него это отношение во всеобщей космологии многослойного мира, в котором каждому слою соответствует свой собственный категориальный комплекс, с собственным типом детерминации.

Это натуралистическая онтология иерархического мира, в котором наслоение типов детерминации отвечает «основному категориальному закону» – более низкие типы детерминации повторяются в более высоких, выступают на правах их «материи». «Потому не бывает никакой личностности и никакой телеологии без сознания, никакого сознания – без органической жизни, никакой органической жизни – без причинно-следственного строения природы (механизма в широком смысле), никакой каузальной механики – без математической закономерности, никакой математической закономерности – без онтологически первичных основных отношений» (там же, с.591).

Другими словами, свобода «в позитивном понимании» не достояние лишь человеческого существования, а присуща всем онтологическим слоям бытия (своего полнообъемного выражения она достигает в наивысшем слое). И нравственная свобода человека оказывается здесь только частным случаем такой категориальной свободы. Поэтому человек проявляет себя как личность, по Гартману, когда он свободен не только по отношению к каузальной структуре действительности, но и относительно долженствования идеального бытия царства ценностей, когда он обладает автономией по отношению к ним[3].

В свете так понимаемой свободы он рассматривал такие личностные феномены как самоопределение, ответственность, вменяемость, заслуга, вина и т.п. в качестве характерных проявлений нравственной жизни. В конкретизации принятия на себя ответственности и вменения выступают такие «основные этические навыки личности» как способности человека давать обещания, брать на себя обязательства, заключать договоры, ручаться за себя самого, отвечать за что-то своей собственной личностью. И «чем больше способность личности к такому принятию на себя ответственности и к такому ручательству, тем больше, очевидно, ее нравственная потенция, удельный вес ее человечности» (там же, с.628). Основной вывод Гартмана из анализа различных проявлений нравственной жизни (личностных качеств и навыков) состоит в том, что они реальны только в условиях свободы самоутверждения (самоопределения) человека, и при отсутствии ее теряют всякий смысл.

В свете так понимаемой свободы он рассматривал такие личностные феномены как самоопределение, ответственность, вменяемость, заслуга, вина и т.п. в качестве характерных проявлений нравственной жизни. В конкретизации принятия на себя ответственности и вменения выступают такие «основные этические навыки личности» как способности человека давать обещания, брать на себя обязательства, заключать договоры, ручаться за себя самого, отвечать за что-то своей собственной личностью. И «чем больше способность личности к такому принятию на себя ответственности и к такому ручательству, тем больше, очевидно, ее нравственная потенция, удельный вес ее человечности» (там же, с.628). Основной вывод Гартмана из анализа различных проявлений нравственной жизни (личностных качеств и навыков) состоит в том, что они реальны только в условиях свободы самоутверждения (самоопределения) человека, и при отсутствии ее теряют всякий смысл.

При этом, он всегда начинает свои рассуждения с нравственных «феноменов» как самоочевидных фактов сознания и стремится утвердить их реальное бытие. Это утверждение их в-себе-бытии он, так или иначе, вынужден признавать в качестве убедительных и достоверных, но гипотез. Едва ли не единственным исключением для него является реальность вины. «Здесь налицо факт нравственной жизни, который переворачивает всякую естественную склонность человека. Так возможность субъективного искажения феномена здесь окончательно отпадает. Никто не станет взваливать на себя вину, пока он может этого как-нибудь избежать, например, пока он может себе сказать, что дело не так уж скверно, или что не он является инициатором. Виновный берет на себя бремя вины против своей воли. Что уже глубоко отличается от феномена ответственности. Ведь существует радость ответственности, даже подлинный энтузиазм ответственности! Но радость или энтузиазм виновности есть абсурд» (там же, с.635).

Каков же источник расхождения долженствования и бытия, нуждающийся в свободе личности? Если Кант усматривал его в противоположности «долга и склонности», то у Гартмана «ценности уже между собой обнаруживают известный антагонизм, который может обостриться до резкой антиномичности» (там же, с.649).

Общий вывод Гартмана из его трактовки решения проблемы свободы воли состоял в том, что наряду с двумя принципами детерминации (каузальным и финальным) существует и третий – личностный, коренящийся в свободе воли.

И этот тип детерминации присущ личности человека, имеет индивидуальный характер и является проявлением высшей ценности в ценностном царстве. «Обесценивание индивидуального есть ужасное ценностное заблуждение человека. В действительности дело обстоит наоборот: индивидуальное — это не унижение, не падение, не компромисс, но именно подъем, рост, восхождение к более высокой форме, да и прямо к более высокой и структурно превосходящей ценности. Поэтому крах, происходящий здесь со всеобщими ценностями, и не является крахом ценностей вообще, он постигает лишь права более высокой ценности (там же, с.645).

Сам Гартман не считал, что тем самым он разрешил проблему свободу воли, которая, как и всякая метафизическая проблема не имеет, с его точки зрения, сугубо рационального решения и подробно обсуждал те антиномии, которые его интерпретация неизбежно порождает. Он претендовал лишь на то, что доказал – «свобода нравственной личности, во-первых, этически необходима и, во-вторых, онтологически возможна» (там же с.679).