1. Об аксиолого-антропологической перспективе СМД-подхода

1. Об аксиолого-антропологической перспективе СМД-подхода 
2. Антропологический дискурс Г.П.Щедровицкого
3. Аксиолого-антропологические проблемы в этике Н.Гартмана
4. Человек как индивид и «его» ценности
5. Человек как личность: свобода и ответственность
6. Мораль и ее законы
7. Феноменология нравственной жизни
8. Этика Гартмана и антропологический дискурс СМД-подхода
9. «Ценности» Гартмана и «культурные нормы» в планах функционирования и генезиса
10. Общественная культура и личность
11. Трансляция нравственных норм
12. Аксиология нравственной жизни и этос личности

"Все успехи в культуре, которые служат школой для человека, имеют своей целью применять к жизни приобретенные знания и навыки. Но самый главный предмет в мире, к которому эти познания могут быть применены, – это человек, ибо он для себя своя последняя цель". И.Кант

Сама возможность постановки и решения аксиологических проблем (центральных для антропологии) в рамках СМД-подхода связана неразрывностью и неслиянностью свободы отдельного человека, его самостийности, с жизнедеятельностью общества, человечества[1]. Поскольку пространство человеческой свободы существует до и независимо от становления отдельной личности, являясь необходимым условием для ее самоопределения. И это пространство – общественное, общее пространство человеческой жизни.

Такая точка зрения на личностную проблематику может быть исходной рамкой, если в качестве своего рода пролегоменов к постановке и разработке аксиолого-антропологических проблем в духе СМД-подхода использовать идеи фундаментального исследования этических проблем в «Этике» Н.Гартмана. Можно указать несколько причин, делающих такое использование осмысленным и продуктивным.

В фундаментальном труде «Этика» Николай Гартман (1882—1950) поставил перед собой задачу разработки «материальной» этики ценностей. Ее решение он искал, прежде всего, в русле феноменологической традиции, продолжая и развивая тот подход к этическим проблемам, который предложил один из основателей философской антропологии Макс Шелер, неудовлетворенный «формальным» характером кантовской этики.

Для обоснования возможности нравственной этики как феномена свободы воли Гартману пришлось пересмотреть многие традиционные философские идеи и представления и предложить свои ответы на широкий круг вопросов аксиологии, онтологии, гносеологии и антропологии человека[2].

Конечно, пересматривал он эти общефилософские идеи прежде всего с феноменологической позиции (в гносеологии), с неизбежно присущей ей в качестве начал философского дискурса субъектностью и психологизмом, оригинально сочетая ее с натурфилософской (в онтологии). Но сама постановка проблем, разработанные категориальные средства, конструктивные различения и принципы значимы и за рамками собственно феноменологии и натурализма[3]. Тем более, что свою работу он построил на материале историко-философского анализа этических концепций, начиная с античных.

Основным затруднением на пути такого использования является разница взглядов на природу социокультурных явлений. Особенность постановки и решения Гартманом нравственных вопросов связана, прежде всего, с оригинальным объединением в его этическом исследовании феноменологического и натуралистического взглядов на нравственную жизнь. Их специфическим характером обусловлены как значимость предложенных представлений о существе нравственной жизни, с одной стороны, так и ограниченность концептуальных средств для разрешения ее сложных и неоднозначных проблем, с другой. Поэтому для того, чтобы осмыслить и освоить результаты его работы в рамках аксиологической проблематики СМД-подхода, необходимо отказаться от ряда ограничений, связанных с его исходными «метафизическими» установками по отношению к этической действительности. Тем более, что сам Гартман показал пример преодоления «метафизических предрассудков» традиционной этики, подвергая их конструктивной критике, и достаточно только ее продолжить.

Основным затруднением на пути такого использования является разница взглядов на природу социокультурных явлений. Особенность постановки и решения Гартманом нравственных вопросов связана, прежде всего, с оригинальным объединением в его этическом исследовании феноменологического и натуралистического взглядов на нравственную жизнь. Их специфическим характером обусловлены как значимость предложенных представлений о существе нравственной жизни, с одной стороны, так и ограниченность концептуальных средств для разрешения ее сложных и неоднозначных проблем, с другой. Поэтому для того, чтобы осмыслить и освоить результаты его работы в рамках аксиологической проблематики СМД-подхода, необходимо отказаться от ряда ограничений, связанных с его исходными «метафизическими» установками по отношению к этической действительности. Тем более, что сам Гартман показал пример преодоления «метафизических предрассудков» традиционной этики, подвергая их конструктивной критике, и достаточно только ее продолжить.

Категория деятельности – центральная категория СМД-подхода – в своем эмпирическом содержании имела в виду не человека, а человечество (общество), это общечеловеческая деятельность[4]. С этим обстоятельством в немалой степени оказалось связанным то, что постановка антропологических проблем в качестве теоретико-методологических (в отличие от практико-методических), тем более собственно этических, оказалась на линии горизонта и тем самым на периферии первоначальных интересов мыследеятельностной методологии. Эти проблемы стали по-настоящему значимыми для СМД-подхода по сути дела лишь в порядке актуальности для сложившейся в его рамках особой практики коллективной мыследеятельности – ОДИ (организационно-деятельностные игры). Но ставились и решались подобного рода проблемы, за редким исключением, в практико-методическом плане – разработки технико-технологического сопровождения этой практики.

Тем не менее, основанный на ней подход имел в виду отнюдь не узкопредметное, а универсальное значение и назначение. Ведь таковы были изначальные замысел и программа разработки мыследеятельностной методологии, которые, по свидетельству Г.П.Щедровицкого так или иначе «использовали всю философскую традицию, все направления, развивающиеся в рамках философии, – как догматические (или метафизические и позитивистские), так и критические (включая туда скептицизм и диалектику), но философские споры и разногласия с самого начала были поняты нами в их фундаментальном (категориально-базовом) значении и далее мы не стали развивать их имманентным образом, а постарались конструктивизировать их (разрабатывая снимающие их предметные схемы и соответствующие этим предметам новые категории) с тем, чтобы применить эти конструкции в различных научных областях и для решения эпистемологических (историко-критических) и методологических проблем; в этом, собственно, и заключался наш методологический подход.

Поэтому и сейчас у нас сохраняется прямая и непосредственная связь со всей историей философии, и мы можем рассматривать все традиционные метафизические и логические проблемы в методологическом ракурсе, как аспекты и особые организованности методологической проблематики» (Щедровицкий 1975, с.11).

А это означало, что деятельностная позиция как подоснова мыследеятельностной методологии претендовала на то, чтобы включить в себя, ассимилировать и снять и натуралистическую, и феноменологическую, и экзистенциалистскую позиции как оправданные, но частные и односторонние (предельно-акцентуированные) точки зрения на социокультурную реальность.

В свете подобной установки анализ, ассимиляция и интерпретация результатов разработки ценностной проблематики Гартманом предоставляют возможность не только для содержательной оценки самих результатов с теоретико-деятельностной точки зрения, но могут стимулировать обсуждение перспектив конкретно-предметной разработки антропологической проблематики в русле СМД-подхода. Тем более, что сам Гартман в своем этическом исследовании вынужден был выходить за рамки узко-феноменологической точки зрения и, на наш взгляд, в ряде случаев предлагал конструктивные идеи созвучные СМД-подходу[5].

Обращение для этой цели именно к гартмановской этике обусловлено еще одним немаловажным обстоятельством. Его «Этика», несмотря на свою внушительность и объем, не является сколько-нибудь законченной системой, ее основное содержание – не построение готового здания, а закладка лишь его фундамента. Это исследование этических проблем под знаком их проблематизации. «Мы стоим в самом начале сознательного исследования царства ценностей. Никто не может знать, куда оно нас заведет. А история самой этики — нам она кажется древней и почтенной, запутавшейся в собственных лабиринтах; но что есть краткий отрезок обозримой истории духа сравнительно с тем, чего мы не знаем, с тем, что придет! Этика существенным образом есть взгляд в будущее» (Гартман 2002, с.111).

Для генезиса СМД-подхода было характерно, что человек первоначально присутствовал в его концептуальном аппарате на правах индивида, а не личности. Интерес к человеку в рамках СМД-подхода был по преимуществу односторонним, под углом зрения его вклада в общечеловеческое содержание деятельности. Т.е. в той мере, в какой его индивидуальная жизнь имела смысл не для него самого, а для «общего дела» человечества. Причем, даже там, где возникала необходимость ориентации на человека как на личность, т.е. апеллировать не к его нормативности, а к его креативности. Даже здесь креативность связывалась напрямую с нормативностью – «человек перешагивает нормы, он творит их. Он всегда находится в некотором отчуждении от этих норм. Он, хотя и присваивает их, начинает работать в соответствии с ними, но он всегда должен помнить, что он может эти нормы нарушить. И такое нарушение норм деятельности, возможно, и есть норма его индивидуального существования» (Щедровицкий 2005, с.55).

Для генезиса СМД-подхода было характерно, что человек первоначально присутствовал в его концептуальном аппарате на правах индивида, а не личности. Интерес к человеку в рамках СМД-подхода был по преимуществу односторонним, под углом зрения его вклада в общечеловеческое содержание деятельности. Т.е. в той мере, в какой его индивидуальная жизнь имела смысл не для него самого, а для «общего дела» человечества. Причем, даже там, где возникала необходимость ориентации на человека как на личность, т.е. апеллировать не к его нормативности, а к его креативности. Даже здесь креативность связывалась напрямую с нормативностью – «человек перешагивает нормы, он творит их. Он всегда находится в некотором отчуждении от этих норм. Он, хотя и присваивает их, начинает работать в соответствии с ними, но он всегда должен помнить, что он может эти нормы нарушить. И такое нарушение норм деятельности, возможно, и есть норма его индивидуального существования» (Щедровицкий 2005, с.55).

Именно это представление о сущности взаимоотношений отдельного человека и общества стало онтологической предпосылкой и выражено в содержании категории деятельности в СМД-подходе. Принадлежность к миру деятельности –первая и исходная (хотя и не единственная) характеристика подлинности здесь человеческого существования. Поэтому в СМД-подходе основные усилия были направлены на разработку представления о Деятельности, как о мире, вхождение в который является необходимой предпосылкой становления человека в человеке.