Главная
Переговоры как коммуникативно-мыслительное пространство конфликта. Часть 1

Переговоры как коммуникативно-мыслительное пространство конфликта. Часть 1

Переговоры как коммуникативно-мыслительное пространство конфликта. Часть 1
Переговоры как коммуникативно-мыслительное пространство конфликта. Часть 2

В статье А.А.Пископпеля обсуждается место переговорного процесса в структуре конфликтного взаимодействия. В качестве основной предпосылки используемого огдеятельностного подхода к конфликтным явлениям выступает полагание, что конкретную целостность социального взаимодействия определяет его парадигматика, матрица сопряженных регулятивов («правил игры»). С точки зрения такого подхода основной задачей переговоров оказывается доопределение, нерегулируемого и тем самым деструктивного противодействия до рациональных, конструктивных форм социального взаимодействия (сотрудничества или конкуренции). Такое доопределение предпологает введение в стандартную схему конфликта фаз рефлексивного выхода превращающего эту схему из квазиестественной в оргдеятельностную, в которой фазы рефлексивного выхода выступают в качестве основных разделительных, и вместе с тем соединительных, звеньев конфликта как естественно-искусственного процесса.

В подавляющем большинстве работ, посвященных переговорам, они рассматриваются как нечто само собой разумеющееся и авторы ограничиваются замечанием, что переговоры это то чем мы заняты каждый день с утра до вечера – дома и на улице, на работе и в гостях. А раз это так, и дело это хорошо знакомое всем и каждому, то надо переходить прямо к сути дела: к обсуждению как эти самые переговоры вести правильно, наилучшим образом, чтобы достичь своих целей.

Тем самым, с одной стороны, переговоры отождествляются с «коммуникацией» как таковой или с «общением», а с другой, основная проблематика и содержание этих работ зачастую сводятся к обсуждению «правильных» методических схем и методик ведения «эффективных» переговоров, позволяющих тем или иным социальным субъектам разрешать свои конкретные проблемы.

Переговоры это всегда коммуникация и общение, но продуктивно ли сводить содержание понятия переговоров к содержанию таких родовых понятий? Очевидность эта сразу же исчезает, когда рассмотрение проблематики переговоров происходит в определенном контексте, в частности в контексте конфликтологическом.

Трудно возразить что-нибудь по поводу необходимости и прагматической полезности оснащения тех или иных социальных субъектов подобными средствами и формирования их конфликтной компетентности. Однако, на этом уровне, уровне тех или иных «факторов», определяющих протекание конфликтов в тех или иных конкретно-эмпирических условиях, результатов такой методической рефлексии оказывается столько, что неизбежно возникает новая проблема – как-то разобраться в их тождестве и различии, создать какой-то порядок, провести ту или иную их инвентаризацию и систематизацию^².

От методической к теоретико-методологической рефлексии

переговорного опыта

Переговоры, как и всякое социальное квазиестественное эмпирическое явление, в котором участвуют конкретные люди в конкретных обстоятельствах, бывают разными и всякими. Фактически это единственное непротиворечивое суждение, которое может быть по их поводу сформулировано. Поэтому большинство работ, посвященных переговорам, описывает и анализирует не переговоры как таковые в огромном разнообразии их эмпирических проявлений, а так называемые «успешные» переговоры. Причем зачастую не столько описывают, разве в качестве разного рода положительных и отрицательных примеров, сколько предлагают средства с самого начала строить свои переговоры так, чтобы они стали «успешными». Другими словами, конфликтология занята не столько выработкой образа переговорного процесса, сколько разработкой его образца, т.е. является, как бы она сама себя при этом не рекомендовала, скорее нормативно-эпистемологической, чем научно-познавательной дисциплиной.

Но какие переговоры имеют шанс стать успешными? «Заинтересовавшись проблемами переговоров, я понял, что не так-то уж просто определить, что представляют из себя действительно успешные переговоры. Не было разъяснений по этому поводу и в литературе. Большинство практических трудов в основном представляли из себя набор тактических указаний. Несмотря на то, что книги эти были захватывающими, я видел в них мало пользы. Самый главный недостаток практически всей научной литературы в этой сфере (около 400-500 детальных работ) — неприемлемость решения практических задач и отсутствие интегративности». (Мастенбрук 1993, с.8). Так как ответ на этот вопрос далеко не прост, его обсуждение и является основным теоретическим содержанием работ, посвященных переговорам^³.

С успешными переговорами, как правило, связывают само разделение конфликтов на конструктивные и деструктивные. Но для нас более важно, что при всех существующих разночтениях в содержании понятия конфликта и выявлении сути такого рода явлений, само разделение конфликтов на конструктивные (содержательные) и деструктивные (формальные) всегда связывается не с текущей, а c будущей ситуацией. Фактически с особенностями фазы или стадии «выхода» из него, с рациональным «управлением» конфликтом, поскольку по отношению к текущей ситуации конфликт всегда деструктивен (см. Пископпель 2006).

Причем, уклонение от борьбы или продолжение открытой борьбы считаются, хотя и по разным основаниям, дефициентными способами преодоления конфликта и основной упор делается на третьей стратегии – стратегии ведения переговоров. Это, как правило, прекращение непосредственного противодействия и перевод его в коммуникативно-мыслительный план, план открытого обсуждения участниками своих разногласий и усилий «прямого» согласования своих интересов^⁴.

Существует немало добротных руководств, предлагающих разработанные по «фазам» и «шагам» разветвленные методики ведения переговоров применительно к разным типам конфликтов, конкретным условиям их проведения, составам участников, разрешаемым проблемам, преследуемым интересам и т.д. и т.п. Они содержат много практико-методических знаний, тонких различений и разумных соображений по организации и ведению переговоров, полученных в результате методического обобщения многолетнего опыта их проведения и разрешения конфликтов разного типа. Но основной упор в них сделан естественно не на описаниях переговоров в процессе разрешения конфликтов, а на предписаниях, предполагающих понимание их смысла и использования в качестве руководства к действию. Поэтому они, как правило, обходятся без более или менее развернутого обсуждения и концептуализации переговорного процесса в контексте конфликта^⁵.

Характеризуя этот опыт следует прежде всего иметь в виду, что это опыт реального коллективного мыследействия тактического уровня, в котором конфликты выступают как явления практического взаимодействия единичных или интегративных социальных субъектов. Именно это обстоятельство обычно косвенно фиксируют утверждая, что они являются комплексными образованиями (т.е. что «любой конфликт имеет множество сторон, аспектов, что требует комплексного подхода к его изучению» (Леонов)) и выступают в качестве объекта изучения не одной, а целого ряда гуманитарных дисциплин^⁶.

Это утверждение следует рассматривать через призму противопоставления реальное-действительное, в рамках которого «реальность» объемлет собой весь чувственный практический опыт человека, во всей его полноте «здесь» и «теперь», а «действительность» объемлет собой лишь те стороны и аспекты этого опыта, которые можно в мышлении и деятельности объективировать в качестве самостоятельных сущностей, образующих относительно замкнутый, самодостаточный, внутренне упорядоченный и подчиненный определенной всеобщей и необходимой связи особый мир (хронотоп). Здесь действительность по отношению к реальности – суть частная, особая, упорядоченная, законосообразная реальность^⁷.

Само же выделение и конституирование тех или иных действительностей, в отличие от реальности, ее «разложение» на действительности, обретает смысл именно в целях упорядочения, придания необходимого характера тем или иным связям и отношениям. В частности, именно таким путем в рамках научно-познавательной деятельности решается задача интеграции, объединения тех или иных сторон человеческого опыта за счет подчинения их тем или иным «законам» той или иной науки. Но «законы» разных действительностей это разные и не сводимые друг к другу «парциальные» законы. Образующие же чувственного практического опыта человека «принадлежат» сразу многим действительностям и тем самым как таковые всецело ни одной из них.

Другими словам, если всерьез принимать слова о необходимости научно-познавательного изучения конфликтов, построения общей научной теории конфликтов и т.п., то по отношению к тем явлениям реальной жизни, которые именуются конфликтами во всей их конкретной определенности, они окажутся малоосмысленными. Ни такой науки, ни такой теории построить заведомо невозможно. Именно поэтому руководства по проведению переговоров таких теорий не содержат и на построение их не претендуют – именно это дает им возможность строить свои предписания, заимствуя знания и представления разных научных дисциплин и схематизируя свой непосредственный опыт. Но эта «комплексность» в отношении целого ряда дисциплин вовсе не приводит к появлению синтетических теорий, ибо ее назначение не в том, чтобы выделить необходимое и всеобщее содержание в разного рода конфликтах, а наоборот – обеспечить соответствие этих предписаний конкретным ситуациям.

Обратной стороной этих предписаний, призванных обеспечивать эффективность переговорного процесса, является неспециализированный характер многих рекомендаций и соответствующих им знаний и представлений, хотя и необходимых для обеспечения полноты и осмысленности совершаемых социально-практических действий, но не имеющих прямого отношения к действительности конфликтов. Многое в них отражает не специфику не конфликтного взаимодействия как такового, а любого и всякого социального взаимодействия – общения вообще, коммуникации вообще, противодействия вообще, эмоционального реагирования вообще и т.п. Поэтому для того, чтобы выделить в них специфическое содержание необходимы схематизация смыслов таких предписаний, изолирующая их абстракция и идеализация, онтологизация и объективация.

Другими словами, здесь наряду с методической востребованной оказывается и рефлексия теоретико-методологическая. В ее рамках результаты методической рефлексии могут рассматриваться в качестве исходного эмпирического материала, выражения конкретного опыта. Как известно основное различие между двумя этими видами рефлексии заключается в том, что «только прослеживая каждый принцип до его крайних выводов, беря каждое понятие в пределе, к которому оно стремится, каждый ход мыслей до самого конца, иногда додумывая его за автора, можно определить методологическую природу исследуемого явления» (Выготский 1982, c. 354).

Смысл подобной предельной схематизации в обнажении «принципиально-методологического скелета» этого опыта, тех неявных предпосылок, которые составляли необходимую предпосылку для получения самого опыта.

Прежде всего, следует отметить, что методическая рефлексия так или иначе различает в опыте переговоров две стороны, две практики и соответственно две техники их проведения – социотехнику и психотехнику переговорной стратегии, хотя форма осознания этих разных техник может быть различной.

Так в Гарвардском «методе принципиальных переговоров» Роджера Фишера и Уильяма Юри это различение и противопоставление фактически является первым из четырех его основных пунктов и в качестве предписания самая первая рекомендация участникам переговоров гласит: сделайте разграничение между участниками переговоров и предметом переговоров^⁸.

В основание этого метода ведения переговоров положено, как известно, представление, что цель переговоров состоит в удовлетворении подспудных интересов (потребностей) участников, а основное их содержание связано с разрешением объективной проблемы их согласования. Однако, хотя «суть дела», объективное содержание проблемы и стало источником конфликта и привело к необходимости переговоров между его участниками, первой предпосылкой их успешности является отделение «проблемы людей» от «проблемы предмета переговоров».

«Мы существа с сильными эмоциями, у которых часто радикально различное восприятие, и нам бывает трудно общаться. Как правило, эмоции связываются с объективными свойствами проблемы. Предпочтение той или иной позиции ухудшает дело, ибо люди идентифицируются со своими позициями. Поэтому, прежде чем начать работать над существом проблемы, необходимо отделить «проблему людей» и разбираться с ней отдельно. Если не прямо, то косвенно участники переговоров должны прийти к пониманию того, что им необходимо работать бок о бок и разбираться с проблемой, а не друг с другом» (Фишер и Юри 1992, с.28).

Есть два основных отношения, две точки зрения на место социотехники и психотехники в возникновении и разрешении конфликтов вообще и переговоров, в частности. Одна точка зрения рассматривает «проблему людей» (эмоционально-волевого начала) как неизбежное, но неспецифическое условие любых конфликтов, а другая связывает с ней суть конфликтных явлений как таковых. В переговорной практике отношение между разными техниками, их употребление, может быть переплетенным и зачастую неотделимым друг от друга и разница между ними становится очевидной только там, где за основу берется лишь одна их них. В зависимости от развиваемого в том или ином направлении конфликтологической мысли содержания понятия конфликт, акцент в переговорном процессе делается или на объективной проблеме (проблеме интересов и выражающих их идей), или на эмоционально-волевом начале участников (проблеме людей) – на умении манипулировать противником и подчинить своей воле, используя его слабости, прежде всего психологические^⁹.

С точки зрения теоретико-методологической рефлексии, и это точка зрения с достаточной отчетливостью может быть обнаружена в методе «принципиальных переговоров», «проблема людей» есть неизбежное, но неспецифическое условие любых конфликтов, а специфика именно конфликтных отношений связана с «проблемой интересов и идей»^¹⁰.

Специфическое и неспецифическое содержание в конфликтных отношениях выявляется (если выявляется) методической рефлексией далеко не всегда из-за того, что в ее рамках редко проводится типологическое различение эпизодических (временных) и периодических (постоянных) форм социального взаимодействия применительно к взаимодействию конфликтному.

В самом общем виде переговоры описываются как деятельность, направленная на удовлетворение интересов взаимодействующих сторон, за счет выработки соглашения, которое устраивала бы обе стороны переговоров. Причем само это соглашение трактуется как некоторое «решение», позволяющее эти взаимные интересы так или иначе удовлетворить^¹¹. Эти решения описываются как «конечные» решения непосредственно об этих взаимных интересах («желаниях и заботах»), так сказать в терминах самих предметных интересов.

В первом приближении для переговоров в рамках одноактных (эпизодических) конфликтов такая «модель» переговоров достаточна. Но в случае конфликтов многоактных (периодических) она предполагает новый цикл переговоров в каждой очередной повторяющейся (тождественной) ситуации конфликтного взаимодействия, что явно нерационально. И, следовательно, такая модель не учитывает важной особенности конфликтных отношений. Прежде всего, потому, что в ней конфликт и соответственно переговорный процесс имеют «плоскую», одноуровневую организацию.

То, что такая модель в принципиальном отношении неадекватна сути дела в переговорном процессе хорошо осознают те же Р.Фишер и У.Юри. «Процесс переговоров всегда происходит на двух уровнях: на одном обсуждение касается существа дела, на другом оно сосредоточивается – обычно подспудно – на процедуре решения вопросов по существу. При обсуждениях на первом уровне речь может идти о вашем жалованье, условиях аренды или назначаемой цене. Второй уровень обсуждения призван ответить на вопрос, каким образом вы будете вести переговоры по существу проблемы: используя мягкий или жесткий подход либо применяя какой-то иной метод. Переговоры второго уровня являются игрой в игру – «мета-игрой»...

Этот второй уровень, вообще говоря, не заметен, поскольку, похоже, все происходящее на нем случается без какого-либо сознательного решения. Только когда приходится иметь дело с партнерами из других стран, особенно с теми, у кого совершенно другая культурная основа, вероятнее всего, станет ясной необходимость установления какой-то приемлемой процедуры переговоров. Вот с этой точки зрения ответом на вопрос, какой подход принять – мягкий или жесткий, будет – «никакой». Поменяйте игру» (Фишер и Юри 1992, с.27).

В этом свидетельстве нам важно подчеркнуть несколько моментов: во-первых, квалификацию переговоров как «игры», а их уровней как игры и мета-игры; во-вторых, что второй уровень оказывается в большинстве случаев незаметен и «происходящее на нем случается без какого-либо сознательного решения» или «подспудно»; в-третьих, суждение, что на первом уровне речь «касается существа дела», а на втором «о процедуре решения вопросов по существу».

Нам представляется также верными как суждения о том, что конфликт и переговоры в рамках конфликта это с необходимостью двухуровневая структура, так и о том, что это как правило остается незамеченным. Последнее, на наш взгляд, обусловлено тем, что «модели» переговоров отрабатываются преимущественно на эмпирическом материале эпизодических конфликтов. Их же особенностью является как раз то, что для них уровни игры и мета-игры, т.е. принципы выработки решения и сами решения, фактически совпадают^¹². Поэтому принципиальная разница между уровнями если и становится эмпирически очевидной, то лишь в случае конфликтов периодических.

А вот, что касается «существа проблемы», то представление о нем непосредственно зависят от понятия и модели конфликта, которое берется на вооружение тем или иным автором. То «существо проблемы» которое имеют в виду Р.Фишер и У.Юри, связанное с непосредственным удовлетворением интересов каждой из сторон переговоров, это лишь проблемы каждой из сторон в их отдельности, а вовсе не существо конфликтных отношений, их взаимодействия. Говоря их же языком в процессе переговоров должны в первую очередь быть установлены «правила игры», а уж на основе этих правил достигнуто взаимоприемлемое удовлетворение интересов тех или иных участников переговоров (сторон конфликта).

Вопреки распространенному убеждению ни потребностно-мотивационная, ни когнитивная дивергенции сами по себе еще не определяют характер социального взаимодействия. Поэтому эмпирической почвой конфликтов может быть любая определенность общественной жизни. А, значит, сущность конфликта инвариантна подобным определенностям самим по себе и его смысл связан не с предметным содержанием противодействия (т.е. не с тем, по поводу чего оно возникает и разворачивается), а с его формой регуляции, другими словами конфликты порождаются дефициентной регуляцией взаимодействия. Соответственно такого рода теория может быть названа «регуляционной».

Это суждение опирается на представление, что характер социального взаимодействия существенным образом определяется той парадигматикой, которую каждая из сторон «по умолчанию» и независимо от степени осознания втягивает в общее пространство (ситуацию) на правах регулятора процессов поведения в реальном времени, т.е. теми ожиданиями (экспектациями), в которых находит свое выражение представление о том, что может и должна (и, соответственно, чего не может, и не должна) взаимодействующая сторона делать. Если одна из сторон, с точки зрения другой, осуществляет действия, которые не может и не должна осуществлять, то и возникает конфликт. Другими словами, конфликт лишь делает явным латентную несовместимость регуляторов взаимодействия, которым руководствуются его стороны.

Ведь, в конечном счете, конфликты отличает от других форм социального взаимодействия прежде всего тем, что это — «игры без правил» (в смысле единых правил, обязательных для обеих сторон), где каждый сам себе устанавливает правила и сам же решает следовать им или нет. Действия каждой из сторон основаны на собственном интересе и целеопределены, но это определенность действий сторон, а не их взаимодействия.

Отсюда неопределенность (спонтанность, ситуативность и незавершенность)подобного противодействия самого по себе. Лишним аргументом в пользу такого суждения может служить то обстоятельство, что когда конфликт рассматривается как амбивалентное явление, то именно регулируемость есть качество, с которым связывается возможность позитивного влияния конфликта на общественную жизнь. С точки же зрения оргдеятельностной модели именно нерегулируемость и представляет собой основное содержание конфликта в его чистом виде, ибо отсутствие единой парадигматики (единых «правил») и означает дефициентность регуляторов конфликта как рационального и осмысленного – интегрированного – взаимодействия.

В качестве основы выделения конструктивных форм методическая рефлексия рассматривает корелляцию интересов сторон конфликта. В случае совпадения интересов в качестве такой идеально-типологической формы – взаимовыгодное сотрудничество, а в случае противоположности – соперничество или борьбу. Ориентируясь на них «вы стремитесь найти взаимную выгоду там, где только возможно, а там где ваши интересы не совпадают, следует настаивать на таком результате, который был бы обоснован какими-то справедливыми нормами независимо от воли каждой из сторон» (Фишер и Юри с. 19).

Другими словами, основная стратегия переговоров связывается с анализом сочетания интересов сторон конфликта и для каждого из них выбора своей конструктивной формы взаимодействия. «Мне кажется, что людям все-таки еще трудно осознать тот факт, что тактики борьбы и сотрудничества могут быть использованы в комплексе. Долгое время мы мыслили и действовали под влиянием жесткого разделения между согласием и конфликтом. Тем не менее, я вижу абсолютно возможной комбинацию из взаимозависимости и строгого следования своим интересам. Можно даже сказать, что эта комбинация придает отношениям оттенок продуктивного напряжения и энергичности. Борьба и сотрудничество являются как бы дополняющими друг друга элементами. В этом случае переговоры можно представить как динамическое равновесие между борьбой и сотрудничеством» (Мастенбрук 1993, с.12)^¹³.

Каковы же механизмы доопределения конфликта, которые позволяют сделать его регулируемым, какие действия в ходе переговоров способны внести большую определенность во взаимодействие сторон?

В теории решения изобретательских задач (ТРИЗ) есть простой принцип перевода нерегулируемой системы в регулируемую. Если в системе нет элемента(ов) на которые можно воздействовать для ее регуляции, то следует в эту систему такой(ие) элемент(ы) внести, связав с другими элементами. Именно эта связь и выступит транслятором регуляторных воздействий на систему.

В переговорной практике, если она эффективна, новые элементы не могут не вноситься в «систему» конфликта в процессе переговоров, однако по большей части это остается неосознанным на уровне методической рефлексии, или осознанным в частной и ограниченной форме. Как это делают, например, те же Р.Фишер и У.Юри, обсуждая особенности своего «гарвардского метода» ведения переговоров: «В отличие от всех других стратегий использововать ее даже легче в том случае, если другая сторона будет знакома с этой стратегией. Если они, т. е. другая сторона, прочитают эту книгу, тем лучше» (Фишер и Юри 1992, с.23)^¹⁴.

Речь идет о конфликтологических знаниях и умениях использовать эти знания в конкретной ситуации для ведения переговоров (т.е. о конфликтопрактических компетенциях сторон и посредников переговоров). Собственно говоря, необходимость в выработке подобных знаний и стимулировала становление и развитие конфликтологии. Причем, как и всякое гуманитарное знание оно является деятельным знанием и адресовано не только и не столько стороннему «наблюдателю», сколько самим субъектам переговоров в качестве средств организации и самоорганизации мыследеятельности противоборствующих сторон.

Как известно предпосылкой естественнонаучного подхода является такое противопоставление объекта и знания о нем, в рамках которого объект обладает независимым от знания бытием, а знание (содержание знания), в той мере, в какой оно выступает как знание объективное, наоборот, зависимым и определяемым объектом в его бытии. Область социокультурных явлений той или иной гуманитарной дисциплины имеет дело с такими «объектами», неотъемлемой и отличительной особенностью которых является наличие в их составе и структуре таких элементов как «знания», и следовательно такого отношения между объектом и знанием, в рамках которого не только знание зависит от объекта, но и объект от знания. Другими словами, для социокультурного способа бытия характерным выступит как раз то, что здесь объект и знание не могут быть противопоставлены друг другу, так как знание оказывается элементом самого объекта, конституируя такую форму их единства как субъектность.

Включение в переговорный процесс метазнаний – т.е. конфликтологических категорий и теоретических схем – и на их основе рефлексии конкретной конфликтной (и переговорной) ситуации и является способом увеличения определенности взаимодействия и способно превратить его во взаимодействие регулируемое. Обычно же методическая рефлексия основной упор делает на знании-понимании лишь первого уровня и речь идет о понимании и учете предметных интересов, точек зрения, эмоционального состояния и т.п. другой стороны. Включение этих знаний в переговорный процесс важно и необходимо, но их значение относительно и определяется контекстом (рамкой), задаваемым именно метазнаниями.

Переговоры предпринимаются с целью добиться согласия (соглашения) между противоборствующими сторонами. Тем самым основной смысл переговоров – интеграция (в определенной степени и в определенном отношении), противостоящих в конфликте сторон-субъектов. Эпистемологизация и на ее основе согласованное «видение» ситуации через призму конфликтологических знаний как идеализованных мыслительных средств, обладающих объективным (т.е. независимым от конкретных позиций сторон) содержанием, и есть первое условие такой интеграции. А она невозможна, если такие средства, задающие некоторую вполне однозначную модель конфликта, не становятся основой переговорного процесса для обеих его сторон.

Таким образом, переговоры не просто будут «даже легче» в том случае, если обе стороны в равной мере станут обладать сопряженной конфликтной компетентностью, а полнообъемные рациональные переговоры вообще без этого невозможны.

Литература

Анцупов А.Я. Эволюционно-междисциплинарная теория конфликтов / http://www.vusnet.ru/biblio
Бойко В.В., Ковалев А.Г. Конфликты в трудовом коллективе и пути их разрешения / Психологический журнал. Т.4. №3. 1983.
Бродаль X. Девять ступеней вниз, или ссоры – конфликты - войны / Знание – сила. № 11. 1991.
Выготский Л. С. Собрание сочинений. Т. 1, М., 1982.
Донцов А.И., Полозова Т.Л. Проблема конфликта в западной социальной психологии / Вопросы психологии. №6. 1980.
Иордан М. Наука национального примирения / Общественные науки и современность. №4. 1992.
Леонов Н.И. Онтологическая сущность конфликтов / В сб. Хрестоматия по конфликтологии / http://www.vusnet.ru/biblio
Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии / http://gosprav.ru/lebedeva_settlement
Леонов Н.И. Номотетический и идеографический подходы в конфликтологии / В сб. Хрестоматия по конфликтологии / http://www.vusnet.ru/biblio
Мастенбрук В. Переговоры. Калуга. КИС. 1993.
Пископпель А.А. Конфликт: социокультурное явление и научное понятие / Сб. Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. Вып. 1. М., 1994.
Пископпель А.А. Концептуальные предпосылки организационно-деятельностной модели социального конфликта / Вопросы психологии. №6. 2002.
Пископпель А.А. Рефлексия в оргдеятельностной модели социального конфликта / Социальный психолог. Вып.2. 2005.
Пископпель А.А. Теория конфликта и оргконфликтный подход // Кентавр. №38. 2006
Фишер Р., Юри У. Путь к согласию. Или переговоры без поражений. М., 1992.
Darendorf R. Classes and Clas Conflict Sosiety. Standorf, 1965
Pruitt G.D., Rubin J.Z. Social Conflict. Escalation, Stalemate and Settlement. N.Y.: Random House. 1986
Rummel R.J. Peace Endangered. The Reality of Detente. Beverly Hills (Cal.); London: Sage Publ., 1976.
Walton R.E. Managing Conflict. N.Y.: Addison-Wesley Publishing Company, 1987.

1 Опубликовано: Пископпель А.А. Переговоры как коммуникативно-мыслительное пространство конфликта // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. Вып.14. М.. 2009. с.27-46

2 Так, анализируя исследования, посвященные выделению только ключевых личностных черт, «управляющих» конфликтным поведением, Е. Ван де Влиерт и М.Ейвем насчитали 44 модели реакций на конфликт и 169 поведенческих тактик (см. Леонов).

3«О любом методе переговоров можно достаточно верно судить с помощью трех критериев: он должен привести к разумному соглашению, если таковое вообще возможно; он должен быть эффективен; он должен улучшить или по крайней мере не испортить отношения между сторонами» (Фишер и Юри 1992, с.24).

4«Отношения между переговаривающимися сторонами определяются следующими параметрами: стороны в переговорах взаимозависимы, стороны в переговорах представляют различные интересы, между ними нет значительных различий в силе» (Мастенбрук 1992, с.9).

5 Для понимания предметного содержания опыта здесь вполне достаточно смысловых «определений».

6 Ср. например: «Конфликт как феномен общественной жизни является объектом изучения многих обществоведческих дисциплин – политологии, социологии, политической экономии, психологии, истории и пр., в том числе и этнографии, где конфликт предстает, например, в виде этнофобии» (Иордан 1992, с.111). Или «конфликтология … это междисциплинарная область 11 отраслей знаний» (Анцупов)

7 Обычно, когда хотят в мыследеятельности дистанцировать действительности разного рода от реальности чувственного предметно-практического опыта, то говорят о реальности с соответствующим предикатом – т.е. о физической, биологической, социальной, языковой, психологической, художественной и т.п. реальности (т.е. действительность это «существование как…», или «существование в качестве…»)

8 Примерно тоже самое имеет в виду и Мастенбрук, формулируя одно из своих предписаний для переговорщиков – «отделяйте человека от его поведения» (Мастенбрук 1992). Выполнение его обеспечивает атмосферу доверия, доброжелательности и надежности.

9 Такой взгляд является естественным выражением точки зрения, что «конфликт — это болезнь, вызываемая «микробами лжи и зла» (Бродаль 1991).

10 Трудности их различения и противопоставления друг другу тесно связаны с тем, что «объективные» интересы и проблемы с ними связанные, проявляются в социальном взаимодействии опосредовано, т.е. в известном смысле тоже через и как «проблемы людей». «В конечном счете, однако, причиной конфликта является не объективная реальность, а происходящее в головах людей. Истина это просто еще один дополнительный аргумент, возможно, хороший, а возможно, н нет, который помогает справиться с расхождениями. А сами расхождения существуют постольку, поскольку они образуются в мышлении людей... Каким бы полезным ни было обращение к объективным фактам, в конечном счете именно реальность в том виде, в котором видит ее каждая из сторон, составляет проблему переговоров и открывает путь к ее разрешению» (Фишер и Юри 1992, с.38-39).

11 «Переговоры являются основным средством получить от других людей то, чего вы хотите. Это челночная взаимосвязь, предназначенная для достижения соглашения, когда вы и другая сторона имеете какие-то совпадающие либо противоположные интересы» (Фишер и Юри 1992, с.18), или «переговоры – стратегия, необходимая в случае, когда на карту поставлены различные, если не сказать взаимоисключающие друг друга, интересы, но, вместе с тем, существует определенная степень взаимозависимости двух сторон, которая позволит прийти к соглашению, выгодному для обеих сторон. Безусловно, стороны не будут соглашаться друг с другом, но, тем не менее, они бы хотели прийти к какому-либо соглашению, т.к. ни промедление, ни борьба за свои интересы не принесут им пользы» (Мастербрук 1993, с.10).

12 Ср., например: «при сотрудничестве участники переговоров строят новые отношения, позволяющие им получить некий новый продукт. Их цель состоит в том, чтобы договориться о "вкладе" каждого, а также об организации взаимодействия и распределения полученного. Иначе ставится задача в конфликте. Здесь основной акцент делается обычно на распределении или перераспределении имеющегося. Для участников переговоров проблемой является, образно говоря, не то, как "испечь пирог", а то, как разделить его» (Лебедева 2007).

13 Следует иметь в виду, что В.Мастенбрук исходит из триарной типологии базовых форм социального взаимодействия «сотрудничество – переговоры – борьба».

14 То есть, по сути дела, даже для них это не принцип, а лишь возможность и благое пожелание.