Схемы и опыт схематизации в ММК (1965-1985 г.г.)

Тюков А.А.

На одном из семинаров, где я делал доклад по достижениям ММК, Наталья Ивановна Кузнецова сказала, что «я уже компьютером пользуюсь, а ты всё про карандаш». Так вот, я — про карандаш. Конечно, «карандаш» я буду использовать компьютерный.

На мой взгляд, перед нами стоит далеко не решенная и даже не очень определенно сформулированная проблема создания семиотики в рамках корпуса дисциплин методологии Московского методологического кружка.

Сначала об определениях. В словаре Брокгауза и Эфрона «схема» определяется как «изображение, представляющее не форму, но отношение и действия предметов». Принципиально важно: «не форма, а отношение и действия предметов». Схема - это, прежде всего действие и отношение предметов, представленных в нашем методологическом мыслительном действии.

Опираясь на эмпирическое обобщение наших работ, истории ММК, можно дать очень простое словесное определение схемы. Я подчеркиваю - не методологическое определение, а исключительно эмпирическое: «Схема - это мыслительная конструкция, продукт мыслительной деятельности человека или коммуникации людей в ситуации коллективной мыследеятельности. В своих работах я почти никогда не употребляю слово «коллективная мыследеятельность», но дело в том, что в конце 70-х годов этот термин, конечно, уже вводится в обиход методологического словоупотребления и имеет совершенно определенное содержание.

Так вот: схема представляет, эксплицирует смысловое содержание в средствах знаковых систем любого языка. Я подчеркиваю — любого языка.

Это общая характеристика. Я предлагаю вариант реализации норм содержательно-генетической логики, а точнее техники псевдогенеза при введении понятия «схема».

Генетически исходной единицей является простейшее изображение акта коммуникации, то есть: акта «порождение и понимания высказывания». Это изображение полагается- как первый шаг «развертывания схем». Что касается схематизируемого содержания, то отношение «табло сознания – верстак» отображалось с самого начала разработок ММК в схемах «знакового замещения», «двойного знания», «рефлексивного отображения» еще до системно-деятельностной схематизации акта коммуникации.

По логике псевдогенеза следующим шагом необходимо Разрыв акта коммуникации Георгий Петрович Щедровицкий формулирует в тезисе о «принципиальном непонимании в коммуникации», высказанный в статье «Смысл и значение в 1974 году. Парадокс взаимонепонимания в коммуникации, зафиксированный Георгием Петровичем, на мой взгляд, можно снять как разрыв процедурой предметизации.

В 1979 году схема «ортогональных проекций» появляется как схематизация содержания рабочих процессов на ОДИ-1. Схема порождается в результате мыслительного оформления обсуждений.

Наша действительность, наша мыслекоммуникация разносилась, и на каждой плоскости ее содержание должно быть предметно представлено в виде схемы на каждой из трех «досок» в теоретико-деятельностном предмете: оргдеятельностном, предметно-действительном и технологическом. Это разные схемы по формам изображения, но, главное, они выступают в функции «означения» общего смыслового содержания коммуникации (коллективной мыследеятельности). Таким образом, схема «распредмечивания-опредмечивания» снимает разрыв в генетически исходной схеме акта коммуникации.

История писалась долго. Однако уже через несколько лет мною была введена онтологическая схема конкретной социологии или «схема со-бытия». В свою очередь схема «пространства события» вводилась как означение идеи методологического принципа «нового психологизма», высказанной Г.П. Щедровицким в середине 70-х годов. С другой стороны она была способом схематизации в категории «пространства» исходной онтологии предметов изучения взаимодействия людей в социально-производственных системах.

Следует заметить, что до введения схемы картезианского пространства такие онтологии вводились «послойно». Схема «семислойного» описания организационных форм со-бытия, или совместной деятельности была построена по методу псевдогенеза, где использовалась оппозиция слоя «процессов» и слоя «морфологии» в «системе» деятельности. Была взята морфология индивида в оппозиции к процессам универсума деятельности.

Среди семи уровней и аналитических слоев для нашего выведения необходимо выделить слой «коммуникации» как пятый уровень развития организационных форм совместной деятельности.

В 1985-м году я представлял этот слой на одной из игр (по нумерации на 16-той). Итак, онтология коммуникации схематизируется как организация позиционно-ролевого взаимодействия в структуре совместной деятельности.

В 1985-м году я представлял этот слой на одной из игр (по нумерации на 16-той). Итак, онтология коммуникации схематизируется как организация позиционно-ролевого взаимодействия в структуре совместной деятельности.

Разрешение парадоксов понимания по этой схеме возможно за счет мыслительных действий двух родов. Во-первых, сама коммуникация как позиционное взаимодействие возможна только при условии действий взаимно-рефлексивного замещения всех шести позиций-ролей каждым участником во внутреннем плане сознания. Во-вторых, за счет действий «интерпретатора». ролей, но еще и, главное, — за счет появления особой позиции «интерпретатора». Именно интерпретатор осуществляет предметизацию общего смыслового содержания, разъясняет «позиционно-фокусные» смыслы предмета обсуждения и производит их герменевтическое означение.

Я представил основные шаги развертывания схем, позволяющие воспроизвести нормы содержательно-генетической логики для введения понятия «схемы». Итак, схема существует в процессах коллективной мыследеятельности, а с моей точки зрения, точнее — в форме организации, которую я называю «коммуникацией». «Мыслекоммуникация» - модное слово в методологическом сообществе. Таким образом, коммуникация предметизируется и в схеме слоя, и в схеме пространства, и в схеме акта. В коммуникации с одной стороны, реализуются мыслительные средства, и они должны быть организованы специально. С другой стороны, здесь осуществляется реальная деятельность, совместная деятельность и существует огромное количество систем взаимодействия. В качестве. Например, на первой Игре Георгий Петрович как-то однажды вечером спросил меня, почему мы не регистрируем танцы? В пространстве совместной деятельности существует множественный комплекс взаимодействий, содержание которых должно быть аналитически выделено и схематизировано.

Итак, схематизация как процесс псевдогенетического развертывания содержания совместной деятельности (коллективной мыследеятельности) и егоорганизации и оформления. Схемы могут использоваться в любой функции, и главное необходимо точно представлять, в какой именно функции вы их используете. Необходимо рефлексивно отображать содержание в схематизме, изображая процессы нашей коммуникации. Схема всегда либо живет в естественном языке и в непосредственных процессах взаимопонимания или непонимания, либо мы ставим задачу выработки схематического языка.

С самого начала существования Московского методологического кружка, особенно с возникновения основных схем общей теории деятельности, мы ставим задачу выработки графематического языка с азбукой, а не глоссарием, как предлагает О.С. Анисимов! С этой точки зрения, Александр Раппапорт абсолютно прав, утверждая, что принципиальным для Общей теории деятельности является появление фигуры «морковки» — «человечка». Это первое, что получило соответствующий азбучный, графемный значок, изображая позицию. Хотя, как правильно указывает Б. В. Сазонов, конечно же, позиционное определение было значительно раньше.

Ситуация требования языкового мышления, ситуация полемики В.Я. Дубровского с Г.П. Щедровицким по поводу интерпретации деятельности как процесса или структуры, а затем системы, фиксировали проблему позиционного самоопределения и его схематизации. Надо сказать, что классическая схема предмета и объекта не что иное, как позиционное определение ученого. «Морковки» еще не было, но схема — уже была эпистемологических позиций. Таким образом, схемы и схематизация в ММК позволяли разработки, осуществляемые в разных разделах, объединять в целостности «корпуса дисциплин Общей методологии» Московского методологического кружка.

Вместе с тем проблема остается, и, как правильно фиксировал П.Г.Щедровицкий, проблема создания семиотики как отдельной дисциплины, языка методологии в Школе Московского методологического кружка. Очень много сделано — в основном, в глоссарии. В арсенале ММК есть огромное количество схем, которые могут рассматриваться как единицы анализа, проектирования и методологической практики.

Дело заключается в том, что в семинарской практике было требование созначности изображения предметному отнесению, то есть соответствие между говорением и рисованием. Г.П.Щедровицкий на семинарах постоянно обращал внимание на это соответствие: «Правильности думания и правильности говорения и рисования». Например, в критике моей интерпретации «схемы воспроизводства» как схемы развития деятельности Г.П.Щедровицкий и Н.И.Кузнецова негодовали, так как «Схема воспроизводства деятельности и трансляции культуры» была создана против смысла развития. Это было требование точного различения понятий воспроизводства и развития. Это было требования введения другой схемы.

Но прошло 20 лет, и посмотрите на «схему шага развития» в моей модификации и с добавлениями процессов трансляции культуры. Эта схема похожа на схему воспроизводства деятельности и трансляции культуры. В первоначальном варианте П.Щедровицкий и С.Наумов инициировали введение этой схемы на так называемой второй Игре.

«Вторая игра» фактически была рефлексией содержания ОДИ-1. Именно там появились схемы ортогональных проекций, схема сферно-фокусной растяжки и идея «схемы шага развития». Уже в обсуждении результатов игры Георгий Петрович, произнес фразу, которая, к сожалению, не опубликована: «Как же здорово зашифровал Рене Декарт свою исходную онтологию», — я имею в виду трехкатегориальное определение существования.

«Вторая игра» фактически была рефлексией содержания ОДИ-1. Именно там появились схемы ортогональных проекций, схема сферно-фокусной растяжки и идея «схемы шага развития». Уже в обсуждении результатов игры Георгий Петрович, произнес фразу, которая, к сожалению, не опубликована: «Как же здорово зашифровал Рене Декарт свою исходную онтологию», — я имею в виду трехкатегориальное определение существования.

Я напоминаю, как схема ортогонального проецирования превращалась, прежде всего, в моих работах, в схему предметного конструирования. И онтологическое исходное основание методологии комплексного подхода в развитии деятельностного подхода возможно, если деятельностную типологию, предложенную Георгием Петровичем расположить на осях картезианского пространства как его образующие: практика, исследование, проектирование. Соответственно, классификационная структура видов деятельности определяется местоположением любого деятеля. Единицей классификации становится акт деятельности, оформленный в структуре способа деятельности.

На схеме типодеятельностного картезианского пространства, используя генез (псевдогенез) структуры способа, я получаю всю полноту деятельностного определения человеческого существования. Г. П. Щедровицкий интерпретировал способ деятельности, деля схему «акта деятельности» по диагоналям «конверта».

Это позволяет выделять искусственную и естественную компоненты, субъективную и объективную. Собственно графическая работа позволяла определенно «читать» схему. Соответственно, способ чтения схемы акта деятельности в логике псевдогенеза структуры способа деятельности позволяет схематизировать содержание отношений всей морфологической совокупности пространства универсума деятельности.

В связи с этим возникает проблема норм рисования и чтения схем. Как правильно заметил В.Розин – культурных норм. Существует культура языка черчения, начертательной геометрии, технического чертежа, кинематических схем и электронных принципиальных и монтажных схем и т.д. Все это языки с нормами его употребления и чтения. С этой точки зрения, можно утверждать, что никакого так называемого «эсперанто» - этого общего «схемного языка» для всего, чего угодно, — нет. Наш графематический язык должен быть языком методологическим, специфическим языком новой формации мышления.

И Г.П.Щедровицкий абсолютно прав, утверждая: «Не силлогистика». Я опять отсылаюсь к утверждению Натальи Ивановны Кузнецовой, когда она говорила: «Но ты хоть один силлогизм можешь привести в этой содержательно-генетической логике?» Вспомните критику Михаила Розова содержательно-генетической логики и обвинения в отсутствии логической формы. — Так нет! Содержательно-генетическая логика разрабатывалась как анти-силло­гис­тическая. Имеется в виду, что формально логическая структура высказываний, дискурса, выводов и заключений во всех вариантах формальных логик заменяется содержательно-генетической логикой – псевдогенетического развертывания схем с момента полагания генетически исходной единицы и преобразования схем по технике «восхождения от абстрактного к конкретному».

Б.Сазонов утверждает, что это программирующая работа. Да — программирующая работа по выработки норм языка схем и норм схематизации. Так принципиальная для Общей теории деятельности, «морковка» может быть графически с добавлением некоторых «азбучных» элементов представлять «роль», «позицию», «статус» «способности». Уже сейчас мы можем говорить о началах «пиктографической писменности» методологии. Не соглашаясь с мнением О.Анисимова, я утверждаю, что это не изображение смыслов, а программирование культуры употребления знаков и изображения значений.

На мой взгляд, эта проблема постоянно нами фиксировалась. Так на Харьковской игре (так называемая 12-я игра) по проблемам высшего образования, обсуждалась проблема разнесения всего содержания по плоскостям технологий, оргдеятельностных взаимоотношений и действительности. Можем ли мы проблематизацию, которая реально существовала в коммуникации на семинарах, зафиксировать с тем, чтобы решить проблему смысла и значений¹. Г.П. Щедровицкий утверждал, что «Схема коммуникации» не может быть интерпретирована и понята вне отношений ее со «Схемой трансляции» и главное, с схематизирующей герменевтикой текстов. Все ранее сказанное, по моему глубокому убеждению и составляет основную проблему создания семиотики в школе Московского методологического кружка.

Писарский. Анатолий Александрович, пожалуйста, скажите, вот когда Вы произносите слово «язык», что у Вас за этим стоит?

Тюков. За этим стоит, как и полагается, азбука, лексика, грамматика и даже фонетика, точнее «графетика» - основания требований формирования норм языка. Помните, я вам говорил, что символы здесь ни при чем. Конечно, они есть, и омонимы есть, и коннотации есть, и двусмысленность есть — всё есть. Но помимо этого должны быть значения.

Писарский. Анатолий Александрович, пожалуйста, скажите, вот когда Вы произносите слово «язык», что у Вас за этим стоит?

Тюков. За этим стоит, как и полагается, азбука, лексика, грамматика и даже фонетика, точнее «графетика» - основания требований формирования норм языка. Помните, я вам говорил, что символы здесь ни при чем. Конечно, они есть, и омонимы есть, и коннотации есть, и двусмысленность есть — всё есть. Но помимо этого должны быть значения.

Розин. Из какой позиции Вы сами-то это обсуждаете? Я поясню. Когда Б.В.Сазонов начинал свой доклад, он сказал: «Нужно иметь в виду некую практику ОДИ. К сожалению, я не могу изложить...» И так далее. Действительно, пока была единая практика ОДИ, пока ее нормировал Георгий Петрович, всё вроде было понятно — там можно было говорить о стабильных значениях, способах построения, употребления.

Потом, как известно, всё это распалось на разные направления –во-первых. А во-вторых, есть еще личные траектории. Кстати, Вы никуда от этого уйти не можете, потому что за этими схемами, которые Вы излагаете, еще видна Ваша личность. Так вот, как быть в такой ситуации, когда мы имеем разные практики? Потому что, одно дело — это Саша, другое дело — это Попов, третье дело — это... и так далее. Итак, разные личные траектории. А Вы изображаете дело так, что якобы есть единое парадигмальное пространство.

Тюков. Сначала ответ на последнюю часть вопроса. Введение схем, это — абсолютно авторские действия. Например, «Общественно-профессиональная сфера деятельности» Олега Генисаретского, даже с моими доработками, его схема в полном объеме. «Сферно-фокусная растяжка» — это схема Сергея Наумова. Я уже говорил, что схема «Шага развития» инициирована П.Щедровицким и С. Наумовым. Затем в моей доработке на игре А.Буряка по «комплексной общественной экспертизе» во Владивостоке она интерпретируется как схема «непрерывного программирования». Предложение действительно авторское, но это авторское оформление коллективной работы на семинарах или в игре. Итак — это всегда работа, работа в рамках развития методологического движения. Поэтому должен быть договор о «словоупотреблении» и чтении схем.

Конечно же, при создании схемы я как ортодоксальный представитель общей теории деятельности, использую схемы в основном в их онтологической функции - как исходные или предметные онтологии. Что же касается той позиции, на которой я сейчас настаиваю, — это позиция члена ММК выступающего с требованием формировать семиотику Московского методологического кружка, и не только в функции собственно методологического языка, но и как языка семиотический анализ всех языков.

Корсаков. Есть техники схематизации, и эти техники можно аккумулировать, собирать и анализировать, воспроизводить и осваивать. Есть проблема схематизации. С моей точки зрения, сближение линий схематизации с линией семиотики или семиотизации не может вывести никуда, кроме как на техники схематизации и обсуждение техники. На Ваш взгляд, с чем связана проблема схематизации, с какого класса или рода ситуациями?

Тюков. Проблема схематизации связана с пониманием разницы между техниками схематизации и проблемой создания семиотики Методологии. Для ММК это вопрос разрешения противоречий употреблением и чтением схем с одной стороны, и рассуждений в средствах естественного языка – с другой. Проблемы техники нет. Есть задачи техник схематизации и все техники хороши. Я утверждаю только одно: каждый рисунок должен иметь значение

Сазонов. Правильно ли я понимаю, что когда ты вообще обсуждаешь специфику схем в Московском методологическом кружке, то ты обсуждаешь их по содержанию: вот были одни схемы, построили другие, кто-то придумал третьи, и т.д., и т.д.? И если я беру, скажем, сегодняшние работы, то они пестрят множеством схем, и чем больше схем, тем больше у меня подозрение, что я имею дело с сумасшедшим.

Тюков. Да. Когда я предъявляю ту или иную схему, которая разработана в рамках Московского методологического кружка и мной как его членом — я предъявляю содержание, несомненно. Но сейчас я обсуждаю проблему — проблему формирования графематического языка во всех аспектах любой языковой системы. Это не значит, что я хочу отделить естественный язык от графематического языка. Графематический язык значительно более мощен в предъявлении деятельностного содержания. Я предлагаю строить язык схем и схематизации, чтобы исключить многосмысленность и двусмысленность естественного языка, не исключая его употребления. Я предлагаю исключить «безумие» и бескультурье рисования, употребления, интерпретации и чтения нашихсхем

Данилова. Правильно ли я поняла, что ты считаешь нужным развивать графический язык для того, чтобы избежать двусмысленностей?

Тюков. Не «графический язык», а «графематический язык». Графических языков у нас огромное количество. Но слово язык надо употреблять в кавычках. где, а знак. Язык — это знаковая система. Знак не символ, не образ, не рисунок. Знак имеет лингвистическую функцию. Слово имеет лингвистическое значение. Графематический язык должен иметь знаковую структуру, словарь с системой значений и правила употребления — «грамматику», но не формально-логическую, а содержательно-генетическую.

Анисимов. Ты не возражаешь и предполагаешь возможность создания универсалии на материале схематических изображений?

Тюков. Я сейчас не очень понимаю, что такое «универсалия», потому что, когда я читал статью Георгия Петровича «О логическом смысле проблемы лингвистических универсалий» 1966 г., из этого текста я выделил типологию знаний и деятельности. Схема картезианского пространства деятельности может рассматриваться как лингвистическая универсалия.

Анисимов. Ты не возражаешь и предполагаешь возможность создания универсалии на материале схематических изображений?

Тюков. Я сейчас не очень понимаю, что такое «универсалия», потому что, когда я читал статью Георгия Петровича «О логическом смысле проблемы лингвистических универсалий» 1966 г., из этого текста я выделил типологию знаний и деятельности. Схема картезианского пространства деятельности может рассматриваться как лингвистическая универсалия.

Несколько отвлекаясь в сторону в связи с твоим вопросом, хочу напомнить работы Э.Г.Юдина по проблемам употребления самой категории деятельности. На мой взгляд, он впервые, не употребляя схем и не рисуя их, задал действительную схематизацию категории «деятельности». Вспомните его статью «Деятельность как объяснительный принцип и как предмет научного изучения» (Вопросы философии. 1976. № 5).

Сорокин. У меня два вопроса. Первый: какой разрыв в современной ситуации этот самый графематический язык должен закрыть? Это раз. И второйвопрос. Уже в самом конце ответов на вопросы мельком было упомянуто о соотношении естественного языка (цитирую) и вот этого самого графематического — а можно поподробнее?

Тюков. На второй вопрос не отвечу, потому что сначала нужно создать наш язык, а только потом говорить о его соотнесении с естественным языком.

Что касается первого вопроса, то считайте, что современная ситуация – это ситуация формирования «естественного» (в кавычках) языка нашего сообщества – языка методологии и семиотики школы ММК. Разрыв у нас один — у нас нет языка, нет языка в методологии. У нас есть огромное количество наработок, огромное количество содержания, мы уже сформировали вроде бы новую формацию мышления, но языка нашего мышления — нет.